Форум игры Повелители - Нашел в архиве рассказ)

Разбирал древние папки и наткнулся на рассказы "додетёнышного" времени. Один из них, про который я и не помнил уже сколько лет, показался мне забавным, а раз это будет мой дебют в литературе Маоли, значит можно рассчитывать на не слишком строгую оценку моего раннего творчества))
Солнце воина.

Я никогда никого не предавал. Я никогда никому не лгал. Я никогда никого не бросил…

Это и есть клятва Воина. Потому что ответ держать приходится перед собой. Потому что нет никого, кто упрекнет. Потому что сила в тебе…
Потому что ты слаб, но об этом знаешь только ты…И, если тяжесть двуручника за спиной станет неимоверной ношей, Господь посылает ангела. Но только одного, и на всю жизнь…

МЕЧ КАРАЮЩИЙ.

Всевластие стало целью всех – от мала до велика, не было в святом державном граде и собаки, что ни помыслила б о боярских почестях.
- Расстригу на трон втащили! Писцов бездельных вздумали поставить над Руссию! – от края до моря мятежные клики раздавались.
Бабьи пересуды,.. да когда своего от нехристя не отличить, не знаешь, кого слушать, а кому бока намять. Попы - и те толкуют день ото дня все несуразнее: то один у них Государь, то другой… Над собой-то не разберутся, а туда же – нам указывать!
Посему в час спокойствия негаданного очинял я косу, угораздило ж Торопку-Олешина на шлем татарвы наткнуться. Даже сил не было выдрать его как надо, пинка родительского дал, и голышом с дороги принялся железку править.
- Кузьма! – вот и поправил косу, туда ее с ляхами проклятыми вместе! – Кузьма-А-А, ядрить все коромыслом!
- Иду! - крикнул я в ответ и поднялся, не иначе как опять дурак какой приехал рассказывать, что отныне челом бить будем не самозванцам, а очередному избавителю. – Иду, - еще раз крикнул я уже не так бодро: гонца и девать-то некуда – все ворота ими завешены…
На этот раз и гонец удивил, и тот, кто следом пришел.

Меч справедливый.

Высокий и могучий мужчина оглядел собравшихся – разношерстная публика, разгоряченная спиртным, орала и размахивала руками. Виданное ли дело, чтобы их чемпион собрался бороться с мужиком из варварской России, где тот то за плугом стоит, то от медведей бегает! Унизительно, конечно, но дикарь вроде сложен грамотно, может минуту и выдержит, ха-ха!
- Ты, Петя, на мусью-то внимания не обращай, - невысокий мужчина похлопал по спине изрядно приунывшего борца. – Это только мы с хлебом-солью… Мусью и мадамы всегда гадостью исходят, а как приложишь их кандидата о досочки – тут и целовать тебя будут – пошутил он, но мрачного настроения друга так и не развеял.
Судьи пригласили борцов к соревнованию, и тут уж даже они, повидавшие всякое, были ошарашены. Наш богатырь без всяких зрелищных приемов обхватил их борца и шарахнул об пол, да так, что тот без сознания рухнул, и его как груду мяса в спешке унесли до лекарей. Деваться некуда – объявили победу Петра, и что тут началось! Барышни напомаженные лезли на сцену, готовые разорвать победителя!
- Петя, сюда! – тащил богатыря его помощник, чтобы он, в шоке от происходящего не был разорван на клочки, - толпа – она везде толпа!..
Позже стыдно стало – приди немец в московский дом его отца, и попотчевал, и рюмку поднес бы, да не одну, хоть сам даже в дни празднеств позволял себе лишь стаканчик красного за обедом. Что нашло – сам не понял, но впредь воли гневу не давал. Правда, и к публике заграничной уважение ушло, как не бывало.

Меч переплавленный.

Перо царапало бумагу, а мысли тянуло к рулетке. Страсть, что пуще охоты, заставляла забыть и о голодной жене, и о долгах, а о собственном желудке он и подавно не беспокоился. Одетый в старое пальтишко, живущий от копейки к копейке, - жалкий и презираемый окружением неудачник.
- Федя, ложись, светает уже, - послышался из-за спины робкий голос жены. Она уже боялась хоть слово сказать против, нищета сделала мужа непредсказуемым – то ли обнимет, то ли обругает на чем свет стоит.
- Стенографистку бы мне нанять, - проскрипел бородатый дядька, измученный постоянной бессонницей.
- Родной, не могу я столько за машинкой сидеть, ошибаться часто начинаю, - виновато ответила ему жена.
- Да знаю…

***

«Что происходит? Почему? Почему сейчас, почему когда я так постарел и безмерно устал? Разве нельзя было это все чуть раньше, на пару десятков лет, когда я жаждал, когда я сгорал от желания отдать, и никому это не было надо? А сейчас – произнес пару слов, и меня на руках нести готовы!
А вдруг так и лет через пять после меня будут? Стыд-то какой! Вот ведь жизнь прожил, силы все до остатка отдал, а ничего и не сделал! Бумаги измарал, да славу дурную заслужил… Прости меня Господи, да ты, Аннушка, прости! Отчизне бы послужить, а я учить всех пытался, и сам ума не нажил!..»

Меч разящий.

Японские снаряды нещадно били по палубе, часть их падала за борт, и в ответ вода злобно шипела, но гораздо чаще вражеские наводчики не ошибались. Пламя вырывалось из кормовых отсеков корабля с жутким ревом, а оглушительные удары и свист осколков не просто сводили с ума – люди катались по полу с диким воем, и привести их в нормальное состояние не удавалось ни уговорами, ни жестокими побоями.
За оставшимися двумя пушками стояли и офицеры, и кочегары – все, кто остались в живых, но сдаться не желали. Молодой и крепкий матрос, подносивший снаряды, матерился и навзрыд плакал – от злости. Ругался и на офицерье, которое сражение превратило в побоище, и на врага, который добивал уже тонущий броненосец, и на друзей, которые погибли, а он до сих пор живет…

«…Как в глаза людям смотреть? Как матери объяснить, что сдался, что кровью облитый лежал и сил не было басурманина толкнуть и за борт сигануть?..»
***

- Прощай, Степка! Прощай брат, не переживай, дело наше правое сварганим, буржуям поганым наган в зад воткнем!
- Прощай и ты. Ох, в который раз уж так – бегу, как крыса, от товарищей погибших…
- Только попробуй мне дурить! Приказ ты тоже слышал, кобениться вздумаешь – пристрелю, и не посмотрю, что брат. Ты делу великому послужил, голова твоя в цене нынче! Езжай к сынке, а как скинем шваль цареву, так и воротишься с зазнобой своей раскосой. К рождеству, тьфу ты!, привычка холопская, месяца за три управимся!
- Ты уж напиши. А по жинке и впрямь соскучал. Да и малый – весь в меня! Косая сажень в плечах! То есть, будет, мыслю, попожжя.
Помолчали. Последние пассажиры поднимались на борт.
- Ты там не опозорь нас, пропаганду по-полной разверни, - пошутил провожающий.
- Да уж не посрамлю, - засмеялся Степан, хоть на душе кошки и скребли, и гадили. – Как в Питере!.. Жена говорила, в горах у них какие-то бунтари водятся, наганы не уважают, зато мечами махать горазды. Даже свести обещалась – говорит родня, хоть и седьмая вода на киселе! Глянем, что их меч против ножика народного! А то и сам обучусь, приеду – рыцари с тобой будем!
- Степка, прыгай! Куда убираешь, осел шелудивый?! К жене едет товарищ!..